Новое о старой Уфе. 60-е как на ладони!

[perebeia]

Оригинал взят у nehludoff в Новое о старой Уфе. 60-е как на ладони!

Уважаемые друзья! Мой папа Дмитрий Александрович Эйгенсон прислал мне очередную серию своих воспоминаний о Башкирии 60-70-х, на этот раз с фотографиями!
Для него очень важно ваше мнение! Хотя папа и не особо дружит с интернетами, но комменты читает и воспринимает. Так что, если хотите направить его перо в сторону той, или иной темы, просто напишите об этом. Я пока его уговариваю написать о ресторанах того времени, как о культурном явлении. Велкам к обсуждению!

Капельки клепсидры

(осколки времени из старого чемодана с фотографиями)

Мой сын упрекнул меня, что тексты – то я пишу, а видеоряд не даю. А это, с точки зрения блогосферы, кругом неправильно.

Я, в общем – то, даже не чайник – до этого звания мне ещё тянуться и тянуться. И, видимо, самостоятельно я ошибку не исправлю.

Вспомнилась, правда, одна забавная история  1966 года.

Первого сентября в наш 9 класс пришел новый преподаватель литературы – Роберт Хайдарович Сайранов. Не иначе, как брат приятельницы моего старшего брата – «Нэлки» Сайрановой! Опять же вспомнились смутные слухи о том, что в Ленинградском университете «обезвредили» группу аспирантов – панисламистов, в составе которой якобы был сын секретаря Башкирского обкома КПСС Сайранова… Кого посадили, кого сослали…

Значит, мы - и есть Нерчинские рудники. Однако!

Панисламизм панисламизмом, но русский язык и литературу наш новый учитель знал не просто хорошо, а ВЕЛИКОЛЕПНО.

Учеба есть непрерывная борьба единства и противоположностей – враждующих и, одновременно, обожающих друг друга каст угнетателей – учителей и угнетенных – учеников. В порядке классовой (9А школы № 82) борьбы, я написал сочинение, внутри которого не поставил ни одного знака препинания (по малограмотности даже не подозревая, что слямзил творческий метод у целого Нобелевского лауреата Д.Джойса). Зато в конце сочинения были отдельно вынесены ВСЕ знаки препинания.

Предвкушая законную двойку и схоластический спор с Робертом Хайдаровичем, получаю свою тетрадку, и вижу – «четыре». «За что?» - в праведном негодовании возопил я. «У тебя одна запятая лишняя», - спокойно ответил Роберт Хайдарович. Я лихорадочно расставил знаки из «приложения» по местам… Он прав, с одной запятой я погорячился…

Вот примерно так, по методу Роберта Хайдаровича, расставьте фотографии по местам в соответствии с правилами блогочестия. Но не надейтесь, лишних не будет. Даже если какая к уже написанным не подойдет, имейте ввиду – банкет продолжается. Неожиданно для меня, мне это занятие понравилось. И если ничего не случится,  то ещё очень о многом предстоит рассказать. Но это уж как Б_г рассудит. Я хотя и агностик (не атеист: атеизм – это тоже религия, причем – весьма категоричная и жесткая), но обычно рассуждаю так: «В мою картину мироздания Б_г, конечно, не вписывается. Но я очень надеюсь, что вписываюсь в картину мироздания Б_га».

«Любили ли вы Каршады, как люблю их я…»

Бывало и так, что в Каршады, где, напомню,  располагалась летняя дача нашего детского сада, родители могли нагрянуть и в неурочное время. Если мне не изменяет память, именно в этот раз так и было. Они уезжали в Кисловодск, и перед отъездом навестили меня. Естественно, что дружественные родители передали посылки своим детям.

Слева от моей мамы – Витя Губин. Для меня – сын известного организатора «нефтянки», многолетнего ректора нефтяного института и директора ВНИИ СПТнефти Виктора Евдокимовича Губина. Для абсолютного большинства – отец певца Андрея Губина.

Ещё левее – Сережа Пушкин. С ним я дружил всю его жизнь (увы, короткую – его убил диабет). Многие ученики 62 школы 60-х годов, наверняка, помнят его отца – Александра Павловича Пушкина, их преподавателя труда. Но это на пенсии. А так, фронтовик, кавалер многих орденов, полковник – артиллерист. Не посрамил знаменитого рода! (Хотя, честно говоря, от разговоров о принадлежности к дворянскому роду, Александр Павлович категорически уходил. Оттепель была в Москве.В наших местностях времена оставались далеко не вегетарианскими).

Он старше – я не прав

Между этими снимками – ровно полвека. Но брат Сережа по – прежнему для меня остается старшим братом (даже, если хотите, в оруэлловском смысле).

Он сильнее. Он умнее. Он предусмотрительней и опытней. Он не дает неправильных советов. К сожалению, чаще всего я поступаю по – своему, точнее, вновь наступаю на грабли.

Мама так формулировала разницу между своими сыновьями:

«Сережа – не спорит, не возражает. Вроде как соглашается. Но делает обязательно по – своему. Митя – шумит, воюет, категорически возражает против. Но делает так, как я ему сказала.»

Бедная мама! Когда она умирала, Сережа прилетел из Америки. Он появился – мама, до этого уже неделю находившаяся в забытье, мгновенно пришла в себя. И ровно до его отъезда была в сознании, много и охотно общалась с ним, даже ела… Врачи начали давать неплохие прогнозы.

Я проводил его в аэропорт. Вернулся. Мама снова не реагирует на внешний мир. Так через 2 недели и ушла. Не приходя в сознание. Сергей очень любил и любит маму и папу. Но никогда не держал своих чувств напоказ. В нем староверческого больше, чем во всех остальных внуках и правнуках Александра Дмитриевича Кузьминых вместе взятых (по маме, мы из уральских старообрядцев, да ещё каких – из беспоповцев!)

Но как же ярко и выпукло получился папа в его замечательной повести «О моем отце А.С. Эйгенсоне», напечатанной в выпусках сборника «Ветераны», который издает «Роснефть». М, издательство «Нефтяное Хозяйство».

Издание это редкое. Но желающие могут легко найти эту повесть по сетевым координатам: http://zhurnal.lib.ru/p/polo_m/otec.shtml

Бьет – значит, любит!

Главный ребенок  отца – Башкирский Научно – исследовательский институт по нефтепереработке. Таким он был примерно в середине 60-х. Да и сейчас, вероятно, мало изменился. Я к нему не ревную, я его люблю. Хотя ему папа уделял куда больше времени и внимания, чем мне.

Органически не переношу поминок. Но на одних все же пришлось быть. На папиных. Сергей был в госпитале в Америке, мама физически была… вобщем, нельзя ей было туда. Пришлось мне.

Папины ученики задали мне довольно неожиданный вопрос: Ну ты же слышал разговоры. Неужели Александр Сергеевич не выделял кого – то из нас? Кого – то же он должен был считать своим научным наследником?

Я тогда сказал им: Ну чего вы спорите? Снимите рубашки, посмотрите – на ком синяков больше, тот и самый любимый…

Вот таким он и был, мой папа – чем больше любил, тем больше требовал. Редкое человеческое качество – но тем более ценное.

Увы – нет повести на свете…

А это тоже БашНИИНП.

Здесь, на этом снимке, мамы двух моих друзей детства – Арслана Ахметова (Роза Самигулловна Ахметова – второй ряд, четвертая слева) и Саши Пау (Евгения Гордеевна Ивченко, верхний ряд, вторая справа). Не очень уверенно идентифицирую маму хорошей приятельницы и брата Сережи, и моей – Марины Полуниной ( тетя Галя Полунина, по – моему – крайняя слева в верхнем ряду).

Но главная героиня снимка, безусловно, в центре первого ряда – Дора Осиповна Гольдберг. Знающий бакинский человек сказал мне когда - то, что в дореволюционном Баку Гольдберги стояли в одном ряду даже не с Манташевыми, а с Нобелями и Ротшильдами.

Очень много историй аля Жорж Санд и Дюма – отец  слышал я о Доре Осиповне. Но, не у кого уже спросить, не с кем проконсультироваться. Живых бакинцев её поколения, увы, нет не только в Уфе, но и в Баку.

Для меня же Дора Осиповна всегда была, есть и будет совершенно волшебной шкатулкой, из которой непрерывно сыпались какие – нибудь чудеса.

То, например, только я начал рассказывать ей о том, что не на шутку увлекся рисованием, она достала китайский (!) комикс про войну короля обезьян Сунь У –куна со всем «Небесным дворцом» (если что – то напутал в названиях, не обессудьте – книгу у меня зачитали около полувека тому назад). Более  тонкого и точного рисунка яв дальнейшем  никогда не видел. А видел я, поверьте, очень даже немало.

То она (точнее, её верная домоправительница и спутница с детских  лет до самой смерти – тетя Лена) угощает меня бакинскими традиционными сладостями – пахлавой ( о, бакинская пахлава – самая вкусная в мире), пирожками – гята (или шакер – бура, что точнее) и пр., и не дает маме силой убрать меня с «направления главного удара» - «ну когда он ещё попробует такие вещи?» И действительно, только через 40 лет в одном из гостеприимных бакинских домов я снова попробовал лакомство такого же уровня.

Многие выдающиеся башкирские нефтепереработчики искренне и глубоко чтят память Д.О. Гольдберг, своей учительницы и наставницы.

Я же особо вспоминаю именно её «инакость»: даже запах её квартиры в угловом доме Кольцевая – Первомайская – запах неведомых восточных пряностей и благовоний, запах редких, по – настоящему редких книг, запах ухоженной «прежней» жизни. Вспоминаю, когда беру в руки посмертный подарок Доры Осиповны.

После ухода на пенсию, они с тетей Леной уехали на историческую родину – в Баку. Я очень скучал, спрашивал у папы, как она там. Внятных ответов не получал, но ощущалось настроение «зря она туда уехала»!

Прожила она после переезда не очень долго. И вот (я уже вполне взрослый и даже при дите) появляется тетя Лена и привозит подарок – память о Доре Осиповне – трехтомник конца 19 века «Полное собранiе сочиненiй Виллiама Шекспира в переводѢ русскихѢ писателей».

Я и сейчас нередко, и обязательно на чистой ткани, разворачиваю эти драгоценные книги, читаю изысканные строки и думаю, как все же жаль, что не нашелся талантливый и бесстрашный (да – да, многое из того, что видится и помнится мне, было весьма не безопасным в те времена, недалеко ушедшие от «кровавых тризн» новейшей истории СССР) человек, который бы описал жизненную историю Доры Осиповны Гольдберг. Кто знает, какие аллюзии с какими трагедиями Шекспира мы нашли бы там?

Герой ненашего романа

Но далеко не всегда герой не может найти своего писателя. Иным «удается»…

В центре снимка - Всеволод Владимирович Аренбристер.

В 50 годах – директор «старого» Уфимского НПЗ в самый сложный период восстановления после «большого взрыва» в январе 1954 года, затем – директор НовоУфимского НПЗ. Умница, красавец, сибарит и очень порядочный человек. Мой отец ощутил это на себе, когда его «захватили» шестеренки репрессивной машины. И «Севка» был единственным, кто не отвернулся, не испугался прийти к «прокаженному» (подробнее об этом прочтите во все той же повести моего старшего брата, «линк» указан выше).

Так вот, в одном из номеров «Нового мира» за 1961 год появляется роман некоей московской журналистки «Любовь инженера Изотова». Обычная производственная дребедень, написанная к тому же кондово и суконно. Но сюжет уж больно интересный.

Насквозь положительный пректировщик нефтяных заводов, по проекту которого в городе N. строится Новоэнский НПЗ. Его любит невозможно красивая  и беспредельно умная журналистка, которая едет за ним из сверкающей Москвы в этот самый засранный N.

Проектировщик проектирует, ему некогда, а простаивающее в его ожидании универсальное чудо, попадает в злодейские руки опытного соблазнителя – директора Новоэнского завода. С трудом красавице и умнице удается выскользнуть из паутины, раскинутой указанным распутным пауком.

С гораздо меньшим негодованием, но тоже без особой любви, описан попутчик главного антигероя – аморальный директор отраслевого НИИ, оказывающий злодею – директору НПЗ поддержку в его коварных деяниях.

При всех очевидных литературных недостатках, авторша романа имела набитую руку, и «герои» и «антигерои» были легко узнаваемы.

Говорят, что в день, когда номер «Нового мира» с «Любовью инженера Изотова» поступил в продажу, девятнадцать (!) экземпляров его были подарены тете Лене Аренбристер.

Когда я спросил у одного из возможных прототипов об этом романе, он  сказал, что подоплека в том, что сильнее (и гораздо!), чем приставанием – женщину можно обидеть, только не пристав к ней.

А бедный «Севка» ещё имел неосторожность объяснить липнувшей к нему авторессе романа, почему их «роман» невозможен – там что такое было про внешность и атомную войну... «Ну и получил по первое число!» - подытожил возможный прототип, и дал мне по шее. Что бы больше не вязался с глупыми вопросами…

Кстати, тому, что в литературные герои можно попасть очень даже запросто, в Черниковске и Уфе удивлялись не особо.

В соседнем доме, Калинина, 14, жил мой дворовой друг Миша Комлев. Так вот, его отец, строивший нефтепровод  Сахалин - Большая Земля, стал прототипом одного из главных героев знаменитого романа Ажаева «Далеко от Москвы». В романе была бескомпромиссная борьба хорошего с ещё лучшим и никакого  компромата. Так что этот факт широко обсуждался, я хорошо помню.

Много позже, в середине 60-х, очень хороший детский писатель и отец весьма уважаемого мной известного уфимского журналиста Реана Анвер Бикчентаев написал целый роман про трудовое перевоспитание одного близкого приятеля моего  старшего брата, стиляги и фарцовщика – «Я не сулю тебе рая».

Так что, будьте настороже: в Уфе  вляпаться в литературные герои – раз плюнуть.

Д.Эйгенсон, г. Калининград, 2012 г.

to be continued…